Приветствуем Вас на тематическом сайте "Ромео и Джульетта" - разделы / sections - Romeo and Juliet 

"Ромео и Джульетта", трагедия Уильяма Шекспира

Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник, 1941 г.

Текст пьесы

 

 

Использование материалов сайта www.romeo-juliet-club.ru возможно только 

 с разрешения автора , официального представителя Клуба Джульетты в России. 

 

О переводчике

 

"С первых дней моего детства, с той минуты, когда я впервые осознала своё "я", не помню такого времени, когда моя жизнь не была бы озарена магией театра. Может быть, это объясняется тем, что в семье моей матери - в семье Щепкиных - все были близки к театру. В нашем роду сохранялся культ Щепкина - мы все гордились и гордимся нашим великим предком."

 

 Т. Л. Щепкина-Куперник. Театр в моей жизни, "Искусство", 1948

 

 

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (1874-1952) родилась 24 (12 по ст. ст.) января в Москве, в семье присяжного поверенного Льва Абрамовича Куперника. Её мать Ольга Петровна Щепкина была пианисткой, ученицей Николая Рубинштейна (1835-81). Она приходилась родной внучкой знаменитому актёру Михаилу Семёновичу Щепкину (1788-1863). С раннего детства Таня прониклась любовью к музыке. В 4-летнем возрасте она сама научилась читать, а в 8 лет начала сочинять стихи. Магия театра вошла в её жизнь в 1884 году, когда она попала на спектакли Малого театра. "Я уже десятилетней девочкой чувствовала настоящую красоту: я увидала Ермолову, - щепкинская кровь заговорила во мне, и театр занял отныне все мои мысли и мечты", -  писала Щепкина-Куперник в книге "Дни моей жизни" (1928). Детские годы Татьяна провела в Москве и в Петербурге, с матерью.

В ранней юности она переехала к отцу в Киев (её родители разошлись). Отец, видный адвокат, был членом Киевского литературно-драматического общества, и в его доме, посещаемом знаменитыми актёрами, музыкантами и певцами, девушка вновь окунулась в атмосферу искусства. Одним из незабываемых событий тех лет стала её встреча с композитором П. И. Чайковским (1840-93). В 14 лет она сочинила стихи к юбилейному вечеру в память М. С. Щепкина, своего прадеда, проходившем в Киевском городском театре. Стихи были прочитаны со сцены и вызвали аплодисменты, после чего их напечатали в газете "Киевское слово".

 

В 1891 году Татьяна Щепкина-Куперник окончила киевскую гимназию и переехала в Москву. Благодаря своей тётке, актрисе А. П. Щепкиной, она вошла в актёрскую среду Малого театра, подружилась с семьёй великой М. Н. Ермоловой (1853-1928). 20 октября 1892 года на сцене Малого театра была поставлена её первая пьеса "Летняя картинка". Она получила большой успех и была напечатана в известном театральном журнале "Артист". Татьяна сама дебютировала на сцене 21 сентября того же года в водевиле "Откликнулось сердечко". Она была принята в театр Корша на роли юных девушек и мальчиков-подростков, но выступала только один сезон (1892-1893).  Довольно скоро ей стало ясно, что её призвание лежит в области драматургии. Вскоре она создала ряд одноактных пьес, которые были весьма популярны. С 1894 года Щепкина-Куперник начала переводить для театра драматические произведения. Её первой работой в этой области стал перевод комедии "Романтики" Эдмона Ростана (Rostand, 1868-1918). А. П. Чехов (1860-1904) в письме к своей сестре отозвался о нём так: "Переведённая ею пьеса "Романтики" оказалась очень хорошей. Перевод изящный." (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 16, М., 1949).

 

В салоне Софьи Павловны Кувшинниковой (художницы, подруги Исаака Левитана - 1860-1900) Щепкина-Куперник встретилась с Ликой Мизиновой (Лидией Стахиевной Мизиновой, 1870-1937). Лика познакомила Татьяну Львовну с Чеховым, с которым у неё довольно скоро установились тёплые отношения. "Антон Павлович постоянно поддразнивал Танечку, которая в свои 19 лет была для него юной особой и коллегой, поскольку с 12 лет начала писать". (Ю. Бычков. "Лучший из людей. Мелиховские годы Чехова", М., 2004). Сама Татьяна Львовна вспоминала об этих годах в автобиографии: "Многим я обязана дружбе и доброте А. П. Чехова, если только смею назвать дружбою эти отношения между молоденькой девушкой и крупным писателем, старше меня на 15 лет... Все его советы, все разговоры с ним, его талантливые немногословные рассказы хранила всегда с любовью в памяти."

 

Щепкина-Куперник перевела все пьесы Ростана. Максим Горький (1868-1936), познакомившись с её переводом "Сирано де Бержерака",  сказал ей: "Как здорово вы перевели Сирано! Очень уж хорошо звучит: я думаю, не хуже, чем по-французски". (Щ.-К. "Театр в моей жизни"). Перевод пьесы не утратил своей востребованности по сей день. 

 

Кроме драмы, она также с успехом писала рассказы и повести. В 1898 году вышел первый сборник её рассказов - "Странички жизни". Татьяна Львовна сотрудничала в таких периодических изданиях, как "Артист", "Русские Ведомости", "Русская Мысль", "Северный Курьер", Новое Время", пробуя себя в разных литературных жанрах. В период с 1895 по 1915 год она выпустила 10 сборников рассказов, две повести, две книги путевых впечатлений и три книжки рассказов для детей, стихотворные сборники. Её стихотворение "От павших твердынь Порт-Артура" (1905) стало народной песней. Особую группу составляют рассказы из жизни актрис.

В 1904 году Т. Л. Щепкина-Куперник переехала в Петербург. В последующее десятилетие она создала четыре пьесы - "Счастливая женщина", "Одна из них", "Барышня с фиалками" и "Флавия Тессини", три из них о судьбе женщины, ищущей свой жизненный путь в искусстве.

 

В 1912 году Т. Л. Щепкина-Куперник получила почётный отзыв им. Пушкина от Академии наук за сборник новелл из эпохи раннего Возрождения - "Сказания о любви".

 

Круг основных тем поэтических произведений Щепкиной-Куперник составляли любовь, природа, искусство (по большей части музыка), впечатления путешествий по Италии и Испании. Ряд стихотворений посвящены памяти Чехова, Левитана, Комиссаржевской (1864-1910) и др. великих людей искусства, её современников. Она переводила стихотворения Петрарки (Petrarca, 1304-74), Гюго (Hugo, 1802-85), Байрона (Byron, 1788-1824), Бёрнса (Burns, 1759-96), стихи из "Алисы в Стране чудес" Льюиса Кэрролла (Carroll, 1832-98).

 

Т. Л. Щепкина-Куперник невероятно плодотворно проявила своё дарование в качестве переводчика произведений мировой классической драматургии. Присущие ей глубокое знание языков, искусное владение стихом, умение проникнуть в творческую личность драматургов разных эпох и народов, тонкое чувство сцены - всё это cтавит  Щепкину-Куперник в первые ряды мастеров театрального перевода. За свою жизнь она перевела на русский язык 59 пьес западноевропейских драматургов - французских, итальянских, испанских, английских, немецких, польских и др. (большинство этих пьес - в стихах). Преимущественно эта работа приходится на период после революции 1917 года. 

Большая заслуга Татьяны Львовны перед русским театром состоит в том, что благодаря её переводам впервые были поставлены и затем вошли в театральный репертуар такие произведения зарубежной классики, как "Учитель танцев" и "Девушка с кувшином" Лопе де Вега (Vega Carpio, 1562-1635), "Укрощение укротителя" Флетчера (Fletcher, 1579-1625). Она осуществила переводы пьес "Рюи Блаз" Гюго, "Мизантроп", "Лекарь поневоле" и "Мнимый больной" Мольера (Moliere, 1622-73), "Самодуры" Гольдони (Goldoni, 1707-93). Её искромётные переводы принесли большую популярность произведениям, которые до того уже переводились на русский язык: "Дама-невидимка" Кальдерона (Calderon, 1600-81), "Благочестивая Марта" Тирсо де Молина (Tirso de Molina, 1571?-1648), пьесам Шекспира (Shakespeare, 1564-1616).

 

Щепкина-Куперник перевела 13 пьес Шекспира. Среди них "Король Лир", "Буря", "Зимняя сказка", "Как вам это понравится" и др. Её перевод трагедии "Ромео и Джульетта" датируется 1941 годом. Эта дата может показаться символичной: грянула война, мировая трагедия, которая разрушила жизни многих Ромео и Джульетт разных национальностей. В таком грозном контексте перевод Щепкиной-Куперник воспринимается особенно трепетно.

 

В 1940 году  Т. Л. Щепкиной-Куперник поселилась в Москве вместе со своим другом Маргаритой Николаевной Зелениной (дочерью Ермоловой). В этот же году ей было присвоено звание Заслуженного деятеля искусств РСФСР. В годы Великой Отечественной войны писательница, несмотря на преклонный возраст, трудилась с полной творческой отдачей, она работала и в радио эфире, с радостью сознавая, что её слова и мысли доносятся через пространство к тем, кто сражался за Родину. В 1945 году Татьяна Львовна бала награждена орденом Трудового Красного Знамени. В тяжёлый военный период она создала несколько переводов классики и книгу "Театр в моей жизни". Книги воспоминаний, статьи и очерки о выдающихся деятелях искусства занимают значительное место в творчестве Щепкиной-Куперник.

 

"Когда работаешь на одном поприще в течение пятидесяти пяти лет, кажется уже неосторожным строить планы будущих работ и мечтать о новых достижениях... И, однако, делаешь это, и мечтаешь, и горишь своими планами - может быть, ещё больше, чем в юности...". (Набросок "Мои планы" из архива Т. Л. Щепкиной-Куперник)

 

Татьяна Львовна Щепкина-Куперник умерла в Москве 27 июля 1952 года. До последнего дня своей жизни она напряжённо занималась творчеством.

Английский оригинал пьесы - English text

 Вступительная статья А. Смирнова в полн. собр. соч. Шекспира, изд. 1958 г.

 

Ромео и Джульетта

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЭСКАЛ, герцог Веронский.

ПАРИС, молодой дворянин, родственник герцога.

МОНТЕККИ, КАПУЛЕТТИ, главы двух враждебных домов.

СТАРИК, родственник Капулетти.

РОМЕО, сын Монтекки.

МЕРКУЦИО, родственник герцога и друг Ромео.

БЕНВОЛИО, племянник Монтекки и друг Ромео.

ТИБАЛЬТ, племянник синьоры Капулетти

БРАТ ЛОРЕНЦО, БРАТ ДЖОВАННИ, францисканские монахи

БАЛЬТАЗАР, слуга Ромео.

САМСОН, ГРЕГОРИ, слуги Капулетти.

ПЬЕТРО, слуга кормилицы Джульетты.

АБРАМ, слуга Монтекки.

АПТЕКАРЬ.

ТРИ МУЗЫКАНТА.

ПАЖ Меркуцио.

ПАЖ Париса,

ПРИСТАВ.

СИНЬОРА МОНТЕККИ, жена Монтекки.

СИНЬОРА КАПУЛЕТТИ, жена Капулетти.

ДЖУЛЬЕТТА, дочь Капулетти.

КОРМИЛИЦА ДЖУЛЬЕТТЫ.

ГОРОЖАНЕ ВЕРОНЫ, РОДСТВЕННИКИ ОБОИХ ДОМОВ, МУЖЧИНЫ и ЖЕНЩИНЫ, МАСКИ, СТРАЖА, ЧАСОВЫЕ  и СЛУГИ.

ХОР.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:  Верона и  Мантуя.

ACT I  -  АКТ II  -  ПРОДОЛЖЕНИЕ

ПРОЛОГ

 

Входит ХОР.

 

Хор. (1*) В двух семьях, равных знатностью и славой,

В Вероне пышной разгорелся вновь

Вражды минувших дней раздор кровавый,

Заставив литься мирных граждан кровь.

Из чресл враждебных, под звездой злосчастной,

Любовников чета произошла.

По совершенье их судьбы ужасной

Вражда отцов с их смертью умерла.

Весь ход любви их, смерти обречённой,

И ярый гнев их близких, что угас

Лишь после гибели четы влюблённой, —

Часа на два займут, быть может, вас.

Коль подарите нас своим вниманьем,

Изъяны все загладим мы стараньем.

(Уходит.)

 

АКТ I.

СЦЕНА I.

Площадь в Вероне.

 

Входят САМСОН и ГРЕГОРИ, вооружённые

 мечами и щитами.

 

Самсон.  Уж поверь моему слову, Грегори, мы бобов разводить не станем.

Грегори.  Конечно, нет, а то мы были бы огородниками.

Самсон. Я хочу сказать: чуть что – я огород городить не намерен, сразу схвачусь за меч!

Грегори. Смотри, хватишься, а уж попал в беду.

Самсон. Стоит меня затронуть – я сейчас в драку.

Грегори. Да затронуть-то тебя трудно так, чтобы ты раскачался.

Самсон. Любая собака из дома Монтекки уже затрагивает меня.

Грегори. Кто затронут, тот трогается с места; смелый – стоит на месте. Значит, если тебя затронут, ты удерёшь?

Самсон. Нет уж, ни от одной собаки из этого дома не побегу! На стену полезу и возьму верх над любым мужчиной, над любой девкой из дома Монтекки.

Грегори. Вот и значит, что ты слабый трус: только слабому стена служит защитой.

Самсон. Верно! Оттого-то женщин, сосуд скудельный, всегда и припирают к стенке. Так вот: всех мужчин из дома Монтекки я сброшу со стены, а всех девок – припру к стене.

Грегори. Да ведь ссорятся-то наши хозяева, а мы – только их слуги.

Самсон. Это всё равно. Я покажу свое злодейство. Когда справлюсь с мужчинами, жестоко примусь за девок; всем головы долой!

Грегори. Головы долой?

Самсон. Ну да, головы или что другое, понимай сам как знаешь.

Грегори. Это уж им придется понимать, смотря по тому, что они почувствуют.

Самсон. Меня-то они почувствуют, пока я в силах держаться. А я ведь, известно, не плохой кус мяса!

Грегори. Хорошо, что ты не рыба, а то был бы ты вяленой треской. Вытаскивай свой меч: сюда идут двое из дома Монтекки!

 

 Входят АБРАМ и БАЛЬТАЗАР.

 

Самсон. Мой меч наготове! Начинай ссору, я – за тобой.

Грегори. Как, спрячешься за мной – и наутёк?

Самсон. За меня не бойся!

Грегори. Боюсь, что улепетнёшь.

Самсон. Надо, чтоб закон был на нашей стороне: пусть они начнут ссору.

Грегори. Я нахмурюсь, проходя мимо них; пусть они это примут, как хотят.

Самсон. Нет, как посмеют! Я им кукиш покажу. Такого оскорбления они не стерпят.

Абрам. Это вы нам показываете кукиш, синьор?

Самсон. Я просто показываю кукиш, синьор.

Абрам. Вы нам показываете кукиш, синьор?

Самсон. (тихо, к ГРЕГОРИ). Будет на нашей стороне закон, если я отвечу да?

Грегори. Нет.

Самсон. Нет, синьор! Я не вам показываю кукиш, синьор! Я его просто показываю, синьор!

Грегори. Вы желаете завести ссору, синьор?

Абрам. Ссору, синьор? О нет, синьор!

Самсон. Но если вы желаете, синьор, то я к вашим услугам. Я служу такому же хорошему хозяину, как вы.

Абрам. Да уж не лучшему!

Самсон. Так, синьор!

 

Входит БЕНВОЛИО. 

 

Грегори. (тихо, САМСОНУ). Скажи – лучшему: сюда идёт племянник нашего хозяина.

Самсон. Нет – лучшему, синьор!

Абрам. Вы лжёте!

Самсон. Мечи наголо, если вы мужчины! Грегори, вспомни свой хвалёный удар.

(Дерутся.)

Бенволио. Стой, дурачьё! Мечи в ножны вложите! Не знаете, что делаете вы!

(Ударом меча вышибает у них из рук оружие.)

 

Входит ТИБАЛЬТ.

 

Тибальт. Как, бьёшься ты средь челяди трусливой?

Сюда, Бенволио, смерть свою встречай!

Бенволио. Я их мирил. Вложи свой меч в ножны

Иль в ход его пусти, чтоб их разнять.

Тибальт. С мечом в руках – о мире говорить?

Мне даже слово это ненавистно.

Как ад, как все Монтекки, как ты сам!

Трус, начинай!

(Сражаются.)

 

Входят ЧЛЕНЫ ОБЕИХ СЕМЕЙ, которые присоединяются к драке; затем ГОРОЖАНЕ и ПРИСТАВА с дубинками. 

 

Первый пристав. Эй, топоры, дубины, алебарды!

Бей их! Бей Капулетти! Бей Монтекки!

 

Входит КАПУЛЕТТИ в халате, за ним СИНЬОРА КАПУЛЕТТИ.

 

Капулетти. Что здесь за шум? Подать мой длинный меч!(2*)

Синьора Капулетти. Костыль, костыль! К чему тебе твой меч?

Капулетти. Меч, говорят! Гляди, старик Монтекки

Мне будто назло так мечом и машет.

 

Входят МОНТЕККИ и СИНЬОРА МОНТЕККИ.

 

Монтекки. Ты, подлый Капулетти!

(Жене.)  Не держи!

Синьора Монтекки. Не дам тебе приблизиться к врагу.

 

Входит герцог ЭСКАЛ (3*)  со СВИТОЙ.

 

Герцог. Бунтовщики! Кто нарушает мир?

Кто оскверняет меч свой кровью ближних?

Не слушают! Эй, эй, вы, люди! Звери!

Вы гасите огонь преступной злобы

Потоком пурпурным из жил своих.

Под страхом пытки, из кровавых рук

Оружье бросьте наземь и внимайте,

Что герцог ваш разгневанный решил.

Три раза уж при мне междоусобья,

Нашедшие начало и рожденье

В словах, тобою, старый Капулетти,

Тобой, Монтекки, брошенных на ветер.

Смущали мир на улицах Вероны

И заставляли престарелых граждан,

Уборы сняв пристойные, хватать

Рукою дряхлой дряхлое оружье,

Изгрызанное ржавчиною мира,

Чтоб унимать грызущую вас злобу.

Но, если вы хоть раз ещё дерзнете

Покой нарушить наших мирных улиц, —

Заплатите за это жизнью вы.

Теперь же все немедля разойдитесь.

За мною, Капулетти… Вы ж, Монтекки,

Явитесь днём – узнать решенье наше —

К нам в Виллафранку (4*), где вершим мы суд.

Итак, под страхом смерти – разойдитесь!

 

Уходят все, кроме МОНТЕККИ, СИНЬОРЫ МОНТЕККИ и БЕНВОЛИО.

 

Монтекки. Кто снова начал этот давний спор?

Скажи, племянник, был ли ты при этом?

Бенволио. Я здесь застал в ожесточённой драке

Двух ваших слуг и двух от Капулетти

И вынул меч, чтоб их разнять; но тут

Явился вспыльчивый Тибальт с мечом.

Мне, бросив вызов, стал над головою

Мечом он ветер разрезать, а ветер,

Не повреждён, освистывал его.

Пока меж нами схватка продолжалась,

Народ сбегаться начал отовсюду,

И драка тут пошла со всех сторон.

Явился герцог – спор был прекращён.

Синьора Монтекки. Но где Ромео – ты не знаешь? Счастье,

Что в ссоре он не принимал участья!

Бенволио. За час до той поры, как солнца луч

Взглянул в окно востока золотое,

Пошёл пройтись я, чтоб развеять грусть, —

И вот, в тенистой роще сикомор (5*) ,

Что тянется от города на запад,

Увидел сына вашего, синьора.

Пошёл к нему я. Он меня заметил

И скрылся от меня в лесной глуши.

Но об его желаниях судил

Я по своим, прекрасно понимая,

Что чувствам в одиночестве вольней.

Так я, не следуя за ним, пошёл

Своим путём, и рад был избежать я

Того, кто от меня был рад бежать.

Монтекки. Его там часто по утрам встречают:

Слезами множит утра он росу

И к тучам тучи вздохов прибавляет.

Но стоит оживляющему солнцу

Далёко на востоке приподнять

Тенистый полог над Авроры ложем —

От света прочь бежит мой сын печальный

И замыкается в своих покоях;

Завесит окна, свет дневной прогонит

И сделает искусственную ночь.

Ждать можно бедствий от такой кручины.

Коль что-нибудь не устранит причины.

Бенволио. Известна ль вам она, мой добрый дядя?

Монтекки. Нет! И её дознаться не могу.

Бенволио. Пытались вы расспрашивать его?

Монтекки. И я и наши многие друзья;

Но он один – советчик чувств своих.

Он – не скажу, что сам себе не верен,

Но так он необщителен и скрытен,

Так недоступен никаким расспросам,

Как почка, где червяк завёлся раньше,

Чем нежные листки она раскрыла,

Чтоб солнцу красоту свою отдать.

Узнать бы нам, что значит это горе, —

Его б мы, верно, вылечили вскоре.

Бенволио. Вот он идёт. Побудьте в стороне.

Надеюсь, что откроется он мне!

Монтекки. Хотел бы я, чтоб ты услышал скоро

Всю исповедь его! – Идём, синьора!

 

МОНТЕККИ и СИНЬОРА МОНТЕККИ уходят.

 

Входит РОМЕО.

Бенволио. Брат, с добрым утром.

Ромео. Утром? Неужели

Так рано?

Бенволио. Било девять.

Ромео. В самом деле?

Как медленно часы тоски ползут!

Скажи, отец мой только что был тут?

Бенволио. Да. Что ж за горе длит часы Ромео?

Ромео. Отсутствие того, что бы могло

Их сделать краткими.

Бенволио. Виной – любовь?

Ромео. Нет!

Бенволио. Не любовь?

Ромео. Да. Нелюбовь ко мне

Возлюбленной.

Бенволио. Увы! Зачем любовь,

Что так красива и нежна на вид,

На деле так жестока и сурова?

Ромео. Увы, любовь желанные пути

Умеет и без глаз себе найти! —

Где нам обедать? Что здесь был за шум?

Не стоит отвечать – я сам всё слышал.

Страшна здесь ненависть; любовь страшнее!

О гнев любви! О ненависти нежность!

Из ничего рождённая безбрежность!

О тягость лёгкости, смысл пустоты!

Бесформенный хаос прекрасных форм,

Свинцовый пух и ледяное пламя,

Недуг целебный, дым, блестящий ярко,

Бессонный сон, как будто и не сон!

Такой любовью дух мой поражён.

Смеёшься ты?

Бенволио. Нет, брат, – скорее плачу.

Ромео. Сердечный друг, о чём?

Бенволио. О сердце друга.

Ромео. Да, злее нет любви недуга.

Печаль, как тяжесть, грудь мою гнетёт.

Прибавь свою – ты увеличишь гнёт:

Своей тоской – сильней меня придавишь,

Своей любовью – горя мне прибавишь.

Любовь летит от вздохов ввысь, как дым.

Влюблённый счастлив – и огнём живым

Сияет взор его; влюблённый в горе —

Слезами может переполнить море.

Любовь – безумье мудрое: оно

И горечи и сладости полно.

Прощай, однако, брат мой дорогой.

Бенволио. Ромео, подожди, и я с тобой.

Расставшись так со мной, меня обидишь.

Ромео. Тсс… нет меня! Где ты Ромео видишь?

Я потерял себя. Ромео нет.

Бенволио. Скажи серьёзно мне:  кого ты любишь?

Ромео. Сказать со стоном?

Бенволио. Но к чему тут стон?

Скажи, в кого влюблён?

Ромео. Вели больному сделать завещанье —

Как будет больно это пожеланье!

Серьёзно, брат, я в женщину влюблён.

Бенволио. Я так и думал: в цель попал я верно.

Ромео. Стрелок ты славный. И она прекрасна.

Бенволио. Чем лучше цель, тем попадёшь верней.

Ромео. О, ты неправ по отношенью к ней.

Неуязвима для любовных стрел,

Она Дианы предпочла удел,

Закована в невинность, точно в латы,

И ей не страшен Купидон крылатый.

Не поддается нежных слов осаде,

Не допускает поединка взоров

И даже золоту – святых соблазну —

Объятий не откроет никогда.

Богата красотой. Бедна лишь тем,

Что вместе с ней умрёт её богатство.

Бенволио. Иль целомудрия обет дала?

Ромео. Да, в этом нерасчетлива была:

Ведь красота от чистоты увянет

И жить в потомстве красотой не станет.

О, слишком уж прекрасна и умна,

Умно-прекрасна чересчур она!

Но заслужить ли ей блаженство рая,

Меня так незаслуженно терзая?

Я заживо убит её обетом!

Я мёртв – хоть жив и говорю об этом.

Бенволио. Послушайся меня: забудь о ней.

Ромео. О, научи, как разучиться думать!

Бенволио. Глазам дай волю: на других красавиц

Внимательно гляди.

Ромео. Вот лучший способ

Назвать её прелестной лишний раз.

Под чёрной маской милых дам всегда

Мы ожидаем красоту увидеть.

Ослепший никогда не позабудет

Сокровища утраченного – зренья.

Мне покажи красавицу любую —

В её красе я лишь прочту о том,

Что милой красота – гораздо выше.

Так не учи; забыть я не могу.

Бенволио. Свой долг исполню иль умру в долгу.

 (Уходят).

 

СЦЕНА II.

Улица.

 

Входят КАПУЛЕТТИ, ПАРИС и СЛУГА

Капулетти. Мы оба одинаково с Монтекки

Наказаны; и, думаю, не трудно

Нам, старым людям, было б в мире жить.

Парис. Достоинствами вы равны друг другу;

И жаль, что ваш раздор так долго длится.

Но что вы мне ответите, синьор?

Капулетти. Я повторю, что говорил и раньше:

Моё дитя ещё не знает жизни;

Ей нет ещё четырнадцати лет (6*) ;

Пускай умрут ещё два пышных лета —

Тогда женою сможет стать Джульетта.

Парис. Я матерей счастливых знал моложе.

Капулетти. Созрев так рано, раньше увядают.

Земля мои надежды поглотила,

И дочь – одна наследница моя.

Но попытайтесь, граф мой благородный, —

Пусть вам любовь отдаст она свободно;

В её согласии моё – лишь часть;

Я ей решенье отдаю во власть.

Сегодня праздник в доме у меня:

Друзья мои сойдутся и родня;

Кого люблю, тот зван на торжество:

Вы к их числу прибавьте одного.

Земные звёзды озарят мой дом,

Заставив ночь казаться ярким днём.

Ту радость, что апрель несёт нам милый,

Явившись следом за зимою хилой,

Вам приготовит мой смиренный кров

Средь девушек, среди живых цветов.

Смотрите, слушайте и наблюдайте,

И лучшей предпочтение отдайте.

Одной из многих будет и она,

Хоть, может быть, ценой им неравна.

Пойдем со мною, граф. – А ты, любезный,

Верону всю обегай, всех найди,

Кто здесь записан,

(даёт слуге бумагу) 

и проси потом

Мне сделать честь – пожаловать в мой дом.

 

(КАПУЛЕТТИ и ПАРИС уходят).

 

Слуга. «Всех найди, кто здесь записан!» А может, здесь записано: знай сапожник свой аршин, а портной свою колодку, рыбак – свою кисть, а маляр – свой невод. Меня посылают найти всех тех, чьи имена здесь написаны. А как же я разберу, какие имена здесь написаны? Надо разыскать какого-нибудь учёного человека.

 

Входят БЕНВОЛИО и РОМЕО.

 

А, вот это кстати!

Бенволио. Коль чувствуешь ты головокруженье,

Кружись в другую сторону – поможет!

Один огонь другого выжжет жженье,

Любую боль прогнать другая может.

Пусть новую заразу встретит взгляд —

Вмиг пропадёт болезни старой яд.

Ромео. Да, это вылечит твой подорожник (7*) .

Бенволио. Что – это?

Ромео. Повреждённую коленку.

Бенволио. Ромео, право, ты сошёл с ума!

Ромео. Нет, но несчастней я, чем сумасшедший:

В темницу заперт, голодом измучен,

Избит, истерзан… – Добрый день, приятель.

Слуга. Синьор, умеете ли вы читать?

Ромео. О да, – мою судьбу в моих несчастьях.

Слуга. Этому вы, может, и не по книгам научились; но будьте добры, скажите, умеете ли вы читать по писаному?

Ромео. Да, если знаю буквы и язык.

Слуга. Шутить угодно? Бог с вами! (Хочет уйти).

Ромео. Стой, стой, я умею читать. (Читает).

«Синьор Мартино с супругой и дочерью. Граф Ансельмо и его прекрасная сестрица. Вдовствующая синьора Витрувио. Синьор Плаченцио с его прелестными племянницами. Меркуцио и его брат Валентин. Мой дядя Капулетти с супругой и дочерьми. Моя прекрасная племянница Розалина. Ливия. Синьор Валенцио и его двоюродный брат Тибальт. Люцио и резвушка Елена».

(Отдает список).

На славу общество! Куда же их приглашают?

Слуга. Туда.

Ромео. Куда?

Слуга. На ужин, к нам в дом.

Ромео. В чей дом?

Слуга. Хозяина моего.

Ромео. Да, мне следовало спросить об этом раньше.

Слуга. А я и без спросу вам скажу: мой хозяин – известный богач, синьор Капулетти, и если только вы не из дома Монтекки, так милости просим к нам – опрокинуть стаканчик винца. Будьте здоровы. (Уходит).

Бенволио. На празднике обычном Капулетти

Среди веронских признанных красавиц

За ужином и Розалина будет —

Красавица, любимая тобою.

Ступай туда, пусть беспристрастный взгляд

Сравнит её кой с кем из жён Вероны —

И станет лебедь твой черней вороны.

Ромео. Коль святотатством погрешу таким,

Пусть слёзы жгут мои глаза, как пламя;

Смерть от огня пусть карой будет им

За то, что сделались еретиками.

Прекраснее её под солнцем нет

И не было с тех пор, как создан свет.

Бенволио. Брось! Ты другой не видел красоты,

И сравнивать не мог, конечно, ты.

Глаза твои, хрустальные весы,

Пусть взвесят прелесть и другой красы.

На празднике – красавиц целый ряд

Я укажу, что блеск твоей затмят.

Ромео. Пойду не с тем, чтоб ими любоваться,

Но чтоб красой любимой наслаждаться.

(Уходит.)

 

 СЦЕНА III.

Комната в доме КАПУЛЕТТИ.

 

Входят СИНЬОРА КАПУЛЕТТИ и КОРМИЛИЦА

 

Синьора Капулетти. Где дочь моя? Пошли её ко мне,

Кормилица!

Кормилица. Невинностью моей

В двенадцать лет – клянусь, уж я давно

Звала её. – Ягнёночек мой, птичка!

Куда ж она девалась? А? Джульетта!

 

Входит ДЖУЛЬЕТТА.

 

Джульетта. Что там? Кто звал меня?

Кормилица. Зовёт синьора.

Джульетта. Вот я, синьора. Что угодно вам?

Синьора Капулетти. Вот что… – Кормилица, ступай. Нам надо

Поговорить наедине. А впрочем,

Кормилица, постой, останься лучше.

Ты дочь мою с младенчества ведь знаешь.

Кормилица. На час не ошибусь в её годах.

Синьора Капулетти. Ей нет ещё четырнадцати лет.

Кормилица. Четырнадцать своих зубов отдам

(Хоть жаль – их всех-то у меня четыре),

Что ей ещё четырнадцати нет.

До дня Петрова сколько остается?

Синьора Капулетти. Недели две.

Кормилица. Ну вот, в Петров день к ночи

И минет ей четырнадцать годков.

Она была с моей Сусанной (царство

Небесное всем христианским душам!)

Ровесница. Сусанну бог прибрал.

Ох, я не стоила её! А вашей

Четырнадцать в Петров день будет точно.

Вот, помнится, одиннадцать годов

Тому минуло, в год землетрясенья,

Как я её от груди отняла.

Не позабыть! Всё помню, как сегодня.

Соски себе натёрла я полынью,

На солнце сидя возле голубятни.

Вы в Мантуе тогда с синьором были.

Да, помню, как сейчас: когда она

Почуяла, что горькие соски, —

Как рассердилась дурочка-малышка,

Как замахнулась ручкой на соски!

А тут вдруг зашаталась голубятня.

Я – опрометью прочь!

С тех пор прошло одиннадцать годков.

Она тогда на ножках уж стояла.

Ох, что я, вот вам крест! Да ведь она

Уж вперевалку бегала повсюду.

В тот день она себе разбила лобик,

А муж мой (упокой его господь —

Вот весельчак-то был!) малютку поднял.

"Что, – говорит, – упала ты на лобик?

А подрастёшь – на спинку будешь падать.

Не правда ли, малюточка?" И что же!

Клянусь мадонной, сразу перестала

Плутовка плакать и сказала: «Да».

Как долго шутка помнится, ей-богу, —

Хоть проживи сто лет, а не забыть;

«Не правда ли, малюточка?» А крошка

Утешилась и отвечает: «Да».

Синьора Капулетти. Ну, будет уж об этом, помолчи.

Кормилица. Да, только так вот смех и разбирает,

Что вспомню, как она забыла слезы

И отвечала: «Да». А ведь, однако,

На лобике у ней вскочила шишка

Не меньше петушиного яичка!

Так стукнулась и плакала так горько,

А он: "Теперь упала ты на лобик,

А подрастёшь, на спинку будешь падать.

Не правда ли, малюточка?" И что же!

Она сказала: «Да» – и замолчала.

Джульетта. Ну, замолчи и ты, прошу тебя.

Кормилица. Ну, ладно уж, молчу, господь с тобой.

Милей тебя детей я не кормила.

Ох, только б до твоей дожить мне свадьбы —

Так больше ничего я не хочу.

Синьора Капулетти. Вот-вот, как раз о свадьбе и хочу я

Поговорить. – Скажи, Джульетта, дочка,

Была бы ты согласна выйти замуж?

Джульетта. Я о подобной чести не мечтала.

Кормилица. О чести! Каб не я тебя вскормила,

Сказала б: ум ты с молоком всосала.

Синьора Капулетти. Так о замужестве пора подумать.

В Вероне многие из знатных дам

Тебя моложе, а детей имеют.

Что до меня – в твои года давно уж

Я матерью твоей была. Ну, словом, —

Твоей руки Парис достойный просит.

Кормилица. Вот кавалер-то, ах, моя синьора!

Что за мужчина! Восковой красавчик!

Синьора Капулетти. В веронском цветнике – цветок он самый лучший.

Кормилица. Ох, да, цветок, уж подлинно цветок!

Синьора Капулетти. Скажи, могла бы его ты полюбить?

На празднике у нас он нынче будет.

Читай, как книгу, юный лик Париса.

В нём красотой начертанную прелесть.

Вглядись в черты, которых сочетанье

Особое таит очарованье;

И всё, что скрыто в чудной книге той,

Ты в выраженье глаз его открой.

Как книга без обложки, он лишь ждёт,

Какой его украсит переплёт.

Но не поймал никто ещё той рыбы,

Чью кожу взять на переплет могли бы.

Да, смело может красота гордиться,

Коль эти заключит в себе страницы.

Когда рассказ прекрасный в книге скрыт,

То ею всякий больше дорожит.

Ценней её застежка золотая,

Смысл золотой собою охраняя.

Так раздели, что есть в его судьбе

Не станешь меньше, взяв его себе.

Кормилица. Нет, толще станет – так уже ведётся.

Синьора Капулетти. Как смотришь на любовь его, ответь.

Джульетта. Я постараюсь ласково смотреть,

Но буду стрелы посылать из глаз

Не дальше, чем велит мне ваш приказ.

 

Входит СЛУГА.

 

Слуга. Синьора, гости собрались, ужин готов, вас просят, молодую синьору зовут, кормилицу клянут в буфетной; и всё дошло до крайней точки. Мне приказано скорей подавать. Умоляю вас, пожалуйте сейчас же. (Уходит.) 

Синьора Капулетти. Идём, Джульетта, граф уже пришёл!

Кормилица. Иди, дитя, и вслед счастливых дней

Ищи себе счастливых ты ночей.

(Уходит).

 

СЦЕНА IV.

Улица.

 

Входят РОМЕО, МЕРКУЦИО и БЕНВОЛИО

с пятью или шестью другими МАСКАМИ, за ними СЛУГИ с факелами.

 

Ромео. Ну что ж, мы скажем в извиненье речь

Иль так войдём, без всяких объяснений?

Бенволио. Нет, нынче уж не в моде многословье.

У нас с собой не будет Купидона

С повязкой на глазах, с татарским луком,

Похожего на пугало воронье

И ужас наводящего на женщин,

Ни устного Пролога, что с запинкой

Сопровождает вход наш под суфлёра.

Пусть думают о нас, что им угодно, —

Мы только протанцуем и уйдём.

Ромео. Мне факел дайте: для весёлой пляски

Я слишком грустен; я светить вам буду.

Меркуцио. Нет, милый друг, ты должен танцевать.

Ромео. О нет, вы в танцевальных башмаках

На легоньких подошвах; у меня же

Свинец на сердце: тянет он к земле

И двигаться легко не позволяет.

Меркуцио. Но ты влюблён. Займи же пару крыльев

У Купидона и порхай на них!

Ромео. Стрелой его я ранен слишком сильно,

Чтоб на крылах парить, и связан так,

Что мне моей тоски не перепрыгнуть.

Любовь, как груз, гнетёт меня к земле.

Меркуцио. Чтобы совсем ты погрузился, надо

Любви на шею камень привязать.

Но груз тяжёл для этой нежной вещи.

Ромео. Ужель любовь нежна? Она жестока,

Груба, свирепа, ранит, как шипы.

Меркуцио. За рану – рань её и победишь.

Ну, дайте же футляр мне для лица. (Надевает маску.) 

Личина – на личину. Ну, теперь,

Коль строгий взор во мне изъян заметит,

Пусть за меня краснеет эта харя.

Бенволио. Ну, постучимся и войдем, – и сразу,

Без разговоров, пустимся мы в пляс.

Ромео. Мне факел! Пусть беспечные танцоры

Камыш бездушный каблуками топчут (8*) .

Я вспоминаю поговорку дедов:

Внесу вам свет и зрителем останусь.

Разгар игры – а я уже пропал!

Меркуцио. Попалась мышь! Но полно, не горюй!

Коль ты устал, так мы тебе поможем,

И вытащим тебя мы из трясины,

Из этой, с позволения сказать,

Любви, в которой по уши завяз ты.

Однако даром свечи днём мы тратим.

Ромео. О, нет!

Меркуцио. Да, в промедлении своём

Мы тратим время, точно лампы днём,

Прими совет наш мудрый пятикратно.

Здесь пять голов; в них пять умов. Понятно?

Ромео. Как знать? На этот маскарад умно ль

Идти нам?

Меркуцио. Почему – узнать позволь?

Ромео. Я видел сон.

Меркуцио. Я тоже, – чем хвалиться?

Ромео. Что видел ты?

Меркуцио. Что часто лгут сновидцы.

Ромео. Нет, сон бывает вестником судеб.

Меркуцио. А, так с тобой была царица Меб (9*) !

То повитуха фей. Она не больше

Агата, что у олдермена в перстне (10*) .

Она в упряжке из мельчайших мошек

Катается у спящих по носам.

В её повозке спицы у колес

Из длинных сделаны паучьих лапок;

Из крыльев травяной кобылки – фартук;

Постромки – из тончайшей паутины,

А хомуты – из лунного луча;

Бич – тонкий волосок, и кнутовище —

Из косточки сверчка; а за возницу —

Комарик – крошка, вроде червячков,

Живущих у ленивиц под ногтями (11*) .

Из скорлупы ореха – колесница,

Сработана иль белкой-столяром,

Или жучком-точильщиком, давнишним

Каретником у фей. И так она

За ночью ночь катается в мозгу

Любовников – и снится им любовь;

Заедет ли к придворным на колени —

И снятся им поклоны; к адвокату

На пальцы – и во сне он видит деньги;

На женские уста – и поцелуи

Сейчас же сниться начинают дамам

(Но часто Меб, разгневавшись, болячки

Им насылает – оттого, что портят

Конфетами они своё дыханье);

Порой промчится по носу она

Придворного – во сне он милость чует;

А иногда щетинкой поросёнка,

Уплаченного церкви в десятину (12*) ,

Попу она во сне щекочет нос —

И новые ему доходы снятся;

Проедется ль у воина по шее —

И рубит он во сне врагов и видит

Испанские клинки, бои и кубки

Заздравные – в пять футов глубины;

Но прямо в ухо вдруг она ему

Забарабанит – вскочит он спросонья,

Испуганный прочтет две-три молитвы

И вновь заснёт. Всё это – Меб. А ночью

Коням она же заплетает гривы,

А людям насылает колтуны,

Которые расчесывать опасно. (13*)

Всё это – Меб.

Ромео. Меркуцио, довольно!

Ты о пустом болтаешь.

Меркуцио. Да, о снах.

Они ведь дети праздного ума,

Фантазии бесцельной порожденье,

Которое, как воздух, невесомо,

Непостоянней ветра, что ласкает

Грудь ледяного севера и сразу

Разгневанный летит оттуда прочь,

Свой лик на юг росистый обращая.

Бенволио. Пусть этот ветер нас отсюда сдует.

Окончен ужин, и придём мы поздно.

Ромео. Боюсь, что слишком рано мы придём.

Предчувствует душа, что волей звёзд

Началом несказанных бедствий будет

Ночное это празднество. Оно

Конец ускорит ненавистной жизни,

Что теплится в груди моей, послав

Мне страшную, безвременную смерть.

Но тот, кто держит руль моей судьбы,

Пускай направит парус мой. – Идём!

Бенволио. Бей в барабан!

(Уходят).

 

СЦЕНА V.

Зал в доме КАПУЛЕТТИ.

 

МУЗЫКАНТЫ ждут. Входят СЛУГИ с салфетками.

 

Первый слуга. Где же Потпен (14*) ? Что он не помогает убирать? Хоть бы блюдо унёс да почистил тарелки!

Второй слуга. Плохо дело, когда всё отдано в руки одному-двоим, да ещё в руки немытые!

Первый слуга. Уносите стулья, отодвигайте поставцы, присматривайте за серебром! Эй ты, припрячь для меня кусок марципанового пряника, да будь другом, скажи привратнику, чтобы он пропустил сюда Сусанну Грайндстон и Нелли. Антон! Потпен!

Второй слуга. Ладно, будет сделано.

Первый слуга. Вас ищут, вас зовут, вас требуют, вас ждут в большом зале.

Третий слуга. Да не можем же мы быть тут и там зараз. Веселее, ребята!

Поторапливайтесь! Кто других переживёт, всё заберёт.

(Уходят).

 

Входят КАПУЛЕТТИ с ДЖУЛЬЕТТОЙ и другими ДОМОЧАДЦАМИ; они встречают ГОСТЕЙ и МАСОК.

 

Капулетти. Добро пожаловать! И пусть те дамы,

Чьи ножки не страдают от мозолей,

Попляшут с вами! Готов поклясться,

Что кто начнёт жеманиться, у тех

Мозоли есть!

(Одной из дам.)  Ага, я вас поймал?

(к РОМЕО и его спутникам.) 

Привет, мои синьоры! Было время,

Я тоже маску надевал и нежно

Шептал признанья на ушко красотке;

Но всё это прошло, прошло, прошло.

Привет мой вам! – Играйте, музыканты. —

Эй, места, места! – Ну же, в пляс, девицы!

(Музыка; гости танцуют).

Эй вы, побольше света! Прочь столы!

Камин гасите: стало слишком жарко.

Как кстати нам нежданная забава!

(СТАРИКУ, своему родственнику.) 

Присядь, присядь, любезный братец мой!

Для нас с тобой дни танцев уж прошли.

Когда в последний раз с тобою были

Мы в масках?

Старик Капулетти. Да уж лет тридцать будет.

Капулетти. Нет, что ты, – меньше, друг, конечно, меньше!

На свадьбе у Люченцио то было.

На троицу, лет двадцать пять назад,

Не более, мы надевали маски.

Старик Капулетти. Нет, больше, больше: сын его ведь старше;

Ему за тридцать.

Капулетти. Что ты мне толкуешь?

Каких-нибудь назад тому два года

Он был ещё несовершеннолетним.

Ромео. (своему СЛУГЕ) 

Скажи, кто та, чья прелесть украшает

Танцующего с ней?

Слуга. Синьор, не знаю.

Ромео. Она затмила факелов лучи!

Сияет красота её в ночи,

Как в ухе мавра жемчуг несравненный.

Редчайший дар, для мира слишком ценный!

Как белый голубь в стае воронья —

Среди подруг красавица моя.

Как кончат танец, улучу мгновенье —

Коснусь её руки в благоговенье.

И я любил? Нет, отрекайся взор:

Я красоты не видел до сих пор!

Тибальт. Как, этот голос! Среди нас – Монтекки!

Эй, паж, мой меч! Как! Негодяй посмел

Сюда явиться под прикрытьем маски,

Чтобы над нашим празднеством глумиться?

О нет, клянусь я честью предков всех,

Убить его я не сочту за грех!

Капулетти. Что ты, племянник, так разбушевался?

Тибальт. Но, дядя, здесь Монтекки! Здесь наш враг!

К нам этот негодяй прокрался в дом:

Над нашим он глумится торжеством.

Капулетти. Ромео здесь?

Тибальт. Да, негодяй Ромео!

Капулетти. Друг, успокойся и оставь его.

Себя он держит истым дворянином;

Сказать по правде – вся Верона хвалит

Его за добродетель и учтивость.

Не дам его здесь в доме оскорблять я.

Не обращай вниманья на него.

Когда мою ты волю уважаешь,

Прими спокойный вид, брось хмурить брови:

На празднике так неуместна злость.

Тибальт. Она уместна, коль нам мерзок гость.

Я не стерплю его!

Капулетти. Ого! Не стерпишь?

Отлично стерпишь – слышишь ты, мальчишка?

Я здесь хозяин или ты? Ступай!

Не стерпит он! А? Бог меня прости!

Ты средь моих гостей заводишь смуту.

Ишь, вздумал петушиться! Я тебя!

Тибальт. Но, дядя, это срам.

Капулетти. Да, как же, как же!

Мальчишка дерзкий ты! Вот как! Смотри,

Чтоб пожалеть потом не привелось!

Не повреди себе – я знаю чем…

Сердить меня – как раз тебе пристало. —

Отлично, детки. – Дерзкий ты мальчишка!

Веди себя прилично, а не то…-

Побольше света, света! – Стыд какой!

Притихнешь у меня. – Живей, дружки!

Тибальт. Мой гнев и принуждённое терпенье

Вступили в бой. Дрожу я от волненья.

Пока уйду я, но его приход

Ему не радость – горе принесёт.

(Уходит).

 

Ромео. (ДЖУЛЬЕТТЕ)

Когда рукою недостойной грубо

Я осквернил святой алтарь – прости.

Как два смиренных пилигрима, губы

Лобзаньем смогут след греха смести.

Джульетта. Любезный пилигрим, ты строг чрезмерно

К своей руке: лишь благочестье в ней.

Есть руки у святых: их может, верно,

Коснуться пилигрим рукой своей.

Ромео. Даны ль уста святым и пилигримам?

Джульетта. Да, – для молитвы, добрый пилигрим.

Ромео. Святая! Так позволь устам моим

Прильнуть к твоим – не будь неумолима.

Джульетта. Не двигаясь, святые внемлют нам.

Ромео. Недвижно дай ответ моим мольбам. (Целует её.)  (15 *)

Твои уста с моих весь грех снимают.

Джульетта. Так приняли твой грех мои уста?

Ромео. Мой грех… О, твой упрек меня смущает!

Верни ж мой грех.

Джульетта. Вина с тебя снята.

Кормилица. Синьора, ваша матушка вас просит.

 

(ДЖУЛЬЕТТА уходит).

 

Ромео. Кто мать её?

Кормилица. Как, молодой синьор?

Хозяйка дома этого ей мать —

Достойная и мудрая синьора.

А я вскормила дочь, с которой здесь

Вы говорили. Кто её получит,

Тому достанется и вся казна.

(Уходит.)

 

Ромео. Дочь Капулетти!

Так в долг врагу вся жизнь моя дана.

Бенволио. Идём. Забава славно удалась.

Ромео. Боюсь, моя беда лишь началась.

Капулетти. Нет, уходить не думайте, синьоры.

Хоть ужин кончен, мы кое-чем закусим.

Идёте всё же? Ну, благодарю,

Благодарю вас всех. Спокойной ночи. —

Подайте факелы! – Ну спать, так спать.

О, чёрт возьми, и в самом деле поздно!

Пора в постель.

 

Все, кроме ДЖУЛЬЕТТЫ и КОРМИЛИЦЫ, уходят.

 

Джульетта. Кормилица, скажи, кто тот синьор?

Кормилица. Сын и наследник старого Тиберио.

Джульетта. А этот, что сейчас выходит в дверь?

Кормилица. Как будто это молодой Петруччо.

Джульетта. А тот, за ним, тот, кто не танцевал?

Кормилица. Не знаю я.

Джульетта. Поди узнай. – И если он женат,

То мне могила будет брачным ложем.

Кормилица. (возвращаясь) 

Зовут его Ромео, он Монтекки,

Сын вашего врага, – один наследник.

Джульетта. Одна лишь в сердце ненависть была —

И жизнь любви единственной дала.

Не зная, слишком рано увидала

И слишком поздно я, увы, узнала.

Но победить я чувство не могу:

Горю любовью к злейшему врагу.

Кормилица. Что? Что это?

Джульетта. Стихи. Мой кавалер

Им научил меня.

Голос за сценой: «Джульетта!» 

Кормилица. Идём, идём! —

Ступай, – последний гость покинул дом.

(Уходят).

 

АКТ II.

 

ПРОЛОГ

 

Входит ХОР

 

Хор. Былая страсть поглощена могилой —

Страсть новая её наследства ждёт,

И та померкла пред Джульеттой милой,

Кто ранее была венцом красот.

Ромео любит и любим прекрасной.

В обоих красота рождает страсть.

Врага он молит; с удочки опасной

Она должна любви приманку красть.

Как враг семьи заклятый, он не смеет

Ей нежных слов и клятв любви шепнуть.

Настолько же надежды не имеет

Она его увидеть где-нибудь.

Но страсть даст силы, время даст свиданье

И сладостью смягчит все их страданья.

(Уходит).

 

СЦЕНА I. 

Переулок, стена перед садом КАПУЛЕТТИ.

 

Входит РОМЕО.

 

Ромео. Могу ль уйти, когда всё сердце здесь?

За ним ты, прах земной! Найди свой центр!

(Перелезает через стену и исчезает за ней.)

 

Входят БЕНВОЛИО и МЕРКУЦИО.

 

Бенволио. Ромео! Брат Ромео!

Меркуцио. Он разумен

И, верно, уж давно лежит в постели.

Бенволио. Нет, нет, сюда он прыгнул, через стену.

Позвать его?

Меркуцио. Да, вызвать заклинаньем!

Ромео, страсть, любовь, безумец пылкий,

Причудник! Появись хоть в виде вздоха!

Одну лишь рифму – и с меня довольно.

Воскликни: «ах»; вздохни: «любовь» и «вновь».

Скажи словечко кумушке Венере,

Посмейся над слепым её сынком,

Над Купидоном, целившим так метко,

Когда влюбился в нищую король

Кофетуа (16*). Ни отклика, ни вздоха?

Плут умер. Я прибегну к заклинанью.

Тебя я заклинаю ясным взором

Прекрасной Розалины, благородным

Её челом, пунцовыми устами,

Ногою стройной, трепетным бедром

И прелестями прочими её, —

Явись, явись нам в образе своём!

Бенволио. Коль слышит он, рассердится, наверно.

Меркуцио. Не думаю. Он мог бы рассердиться,

Когда б к его возлюбленной я вызвал

Другого духа, предоставив ей

И победить и вновь заклясть его:

Вот это было б для него обидно.

Но заклинание моё невинно.

Ведь именем возлюбленной я только

Его явиться заклинаю к нам.

Бенволио. Он, верно, спрятался в тени деревьев,

Чтоб слиться воедино с влажной ночью:

Любовь его слепа – ей мрак подходит.

Меркуцио. Но будь любовь слепа, она так метко

Не попадала б в цель. Теперь сидит

Он где-нибудь под деревом плодовым,

Мечтая, чтоб любимая его,

Как спелый плод, ему свалилась в руки.

О, будь она, о, будь она, Ромео,

От спелости растрескавшейся грушей!

Прощай, Ромео, я иду в постель.

Мне под открытым небом спать прохладно.

Пойдем.

Бенволио. Пойдем – искать того напрасно,

Кто не желает, чтоб его нашли.

(Уходят).

 

СЦЕНА II.

Сад КАПУЛЕТТИ.

 

Входит РОМЕО.

 

Ромео. Над шрамом шутит тот, кто не был ранен.

(ДЖУЛЬЕТТА появляется на балконе.)

Но тише! Что за свет блеснул в окне?

О, там восток! Джульетта – это солнце.

Встань, солнце ясное, убей луну —

Завистницу: она и без того

Совсем больна, бледна от огорченья,

Что, ей служа, ты все ж её прекрасней.

Не будь служанкою луны ревнивой!

Цвет девственных одежд зелёно-бледный

Одни шуты лишь носят: брось его.

О, вот моя любовь, моя царица!

Ах, знай она, что это так!

Она заговорила? Нет, молчит.

Взор говорит. Я на него отвечу!

Я слишком дерзок: эта речь – не мне.

Прекраснейшие в небе две звезды,

Принуждены на время отлучиться,

Глазам её свое моленье шлют —

Сиять за них, пока они вернутся.

Но будь её глаза на небесах,

А звёзды на её лице останься, —

Затмил бы звёзды блеск её ланит,

Как свет дневной лампаду затмевает;

Глаза ж её с небес струили б в воздух

Такие лучезарные потоки,

Что птицы бы запели, в ночь не веря.

Вот подперла рукой прекрасной щёку.

О, если бы я был её перчаткой,

Чтобы коснуться мне её щеки!

Джульетта. О, горе мне!

Ромео. Она сказала что-то.

О, говори, мой светозарный ангел!

Ты надо мной сияешь в мраке ночи,

Как легкокрылый посланец небес

Пред изумлёнными глазами смертных,

Глядящих, головы закинув ввысь,

Как в медленных парит он облаках

И плавает по воздуху.

Джульетта. Ромео!

Ромео, о зачем же ты Ромео!

Покинь отца и отрекись навеки

От имени родного, а не хочешь —

Так поклянись, что любишь ты меня, —

И больше я не буду Капулетти.

Ромео. Ждать мне ещё иль сразу ей ответить?

Джульетта. Одно ведь имя лишь твоё – мне враг,

А ты – ведь это ты, а не Монтекки.

Монтекки – что такое это значит?

Ведь это не рука, и не нога,

И не лицо твоё, и не любая

Часть тела. О, возьми другое имя!

Что в имени? То, что зовём мы розой, —

И под другим названьем сохраняло б

Свой сладкий запах! Так, когда Ромео

Не звался бы Ромео, он хранил бы

Все милые достоинства свои

Без имени. Так сбрось же это имя!

Оно ведь даже и не часть тебя.

Взамен его меня возьми ты всю!

Ромео. Ловлю тебя на слове: назови

Меня любовью – вновь меня окрестишь,

И с той поры не буду я Ромео.

Джульетта. Ах, кто же ты, что под покровом ночи

Подслушал тайну сердца?

Ромео. Я не знаю,

Как мне себя по имени назвать.

Мне это имя стала ненавистно,

Моя святыня: ведь оно – твой враг.

Когда б его написанным я видел,

Я б это слово тотчас разорвал.

Джульетта. Мой слух ещё и сотни слов твоих

Не уловил, а я узнала голос:

Ведь ты Ромео? Правда? Ты Монтекки?

Ромео. Не то и не другое, о святая,

Когда тебе не нравятся они.

Джульетта. Как ты попал сюда? Скажи, зачем?

Ведь стены высоки и неприступны.

Смерть ждёт тебя, когда хоть кто-нибудь

Тебя здесь встретит из моих родных.

Ромео. Я перенёсся на крылах любви:

Ей не преграда – каменные стены.

Любовь на всё дерзает, что возможно,

И не помеха мне твои родные.

Джульетта. Но, встретив здесь, они тебя убьют.

Ромео. В твоих глазах страшнее мне опасность,

Чем в двадцати мечах. Взгляни лишь нежно —

И перед их враждой я устою.

Джульетта. О, только бы тебя не увидали!

Ромео. Меня укроет ночь своим плащом.

Но коль не любишь – пусть меня увидят.

Мне легче жизнь от их вражды окончить,

Чем смерть отсрочить без твоей любви.

Джульетта. Кто указал тебе сюда дорогу?

Ромео. Любовь! Она к расспросам понудила,

Совет дала, а я ей дал глаза.

Не кормчий я, но будь ты так далёко,

Как самый дальний берег океана, —

Я б за такой отважился добычей.

Джульетта. Моё лицо под маской ночи скрыто,

Но всё оно пылает от стыда

За то, что ты подслушал нынче ночью.

Хотела б я приличья соблюсти,

От слов своих хотела б отказаться,

Хотела бы… но нет, прочь лицемерье!

Меня ты любишь? Знаю, скажешь: «Да».

Тебе я верю. Но, хоть и поклявшись,

Ты можешь обмануть: ведь сам Юпитер

Над клятвами любовников смеётся.

О милый мой Ромео, если любишь —

Скажи мне честно. Если ж ты находишь,

Что слишком быстро победил меня, —

Нахмурюсь я, скажу капризно: «Нет»,

Чтоб ты молил. Иначе – ни за что!

Да, мой Монтекки, да, я безрассудна,

И ветреной меня ты вправе счесть.

Но верь мне, друг, – и буду я верней

Всех, кто себя вести хитро умеет.

И я могла б казаться равнодушной,

Когда б ты не застал меня врасплох

И не подслушал бы моих признаний.

Прости ж меня, прошу, и не считай

За легкомыслие порыв мой страстный,

Который ночи мрак тебе открыл.

Ромео. Клянусь тебе священною луной,

Что серебрит цветущие деревья…

Джульетта. О, не клянись луной непостоянной,

Луной, свой вид меняющей так часто.

Чтоб и твоя любовь не изменилась.

Ромео. Так чем поклясться?

Джульетта. Вовсе не клянись;

Иль, если хочешь, поклянись собою,

Самим собой – души моей кумиром, —

И я поверю.

Ромео. Если чувство сердца…

Джульетта. Нет, не клянись! Хоть радость ты моя,

Но сговор наш ночной мне не на радость.

Он слишком скор, внезапен, необдуман —

Как молния, что исчезает раньше,

Чем скажем мы: «Вот молния». О милый,

Спокойной ночи! Пусть росток любви

В дыханье теплом лета расцветает

Цветком прекрасным в миг, когда мы снова

Увидимся. Друг, доброй, доброй ночи!

В своей душе покой и мир найди,

Какой сейчас царит в моей груди.

Ромео. Ужель, не уплатив, меня покинешь?

Джульетта. Какой же платы хочешь ты сегодня?

Ромео. Любовной клятвы за мою в обмен.

Джульетта. Её дала я раньше, чем просил ты,

Но хорошо б её обратно взять.

Ромео. Обратно взять! Зачем, любовь моя?

Джульетта. Чтоб искренне опять отдать тебе.

Но я хочу того, чем я владею:

Моя, как море, безгранична нежность

И глубока любовь. Чем больше я

Тебе даю, тем больше остаётся:

Ведь обе – бесконечны.

(КОРМИЛИЦА зовёт за сценой).

В доме шум!

Прости, мой друг. – Кормилица, иду! —

Прекрасный мой Монтекки, будь мне верен.

Но подожди немного, – я вернусь. (Уходит).

Ромео. Счастливая, счастливейшая ночь!

Но, если ночь – боюсь, не сон ли это?

Сон, слишком для действительности сладкий!

(Входит снова ДЖУЛЬЕТТА).

Джульетта. Три слова, мой Ромео, и тогда уж

Простимся. Если искренне ты любишь

И думаешь о браке – завтра утром

Ты с посланной моею дай мне знать,

Где и когда обряд свершить ты хочешь, —

И я сложу всю жизнь к твоим ногам

И за тобой пойду на край вселенной.

(Голос КОРМИЛИЦЫ за сценой: «Синьора!»)

Сейчас иду! – Но если ты замыслил

Дурное, то молю…

(Голос КОРМИЛИЦЫ за сценой: «Синьора!» )

Иду, иду! —

Тогда, молю, оставь свои исканья

И предоставь меня моей тоске.

Так завтра я пришлю.

Ромео. Души спасеньем…

Джульетта. Желаю доброй ночи сотню раз. (Уходит.) 

Ромео. Ночь не добра без света милых глаз.

Как школьники от книг, спешим мы к милой;

Как в школу, от неё бредём уныло.

(Делает несколько шагов, чтобы уйти.) 

Джульетта. (выходит снова на балкон) 

Ромео, тcс… Ромео!… Если бы мне

Сокольничего голос, чтобы снова

Мне сокола-красавца приманить!

Неволя громко говорить не смеет, —

Не то б я потрясла пещеру Эхо (17*)

И сделался б её воздушный голос

Слабее моего от повторенья

Возлюбленного имени Ромео.

Ромео. Любимая опять меня зовёт!

Речь милой серебром звучит в ночи,

Нежнейшею гармонией для слуха.

Джульетта. Ромео!

Ромео. Милая!

Джульетта. Когда мне завтра

Прислать к тебе с утра?

Ромео. Пришли в девятом.

Джульетта. Пришлю я. Двадцать лет до той минуты!

Забыла я, зачем тебя звала…

Ромео. Позволь остаться мне, пока не вспомнишь.

Джульетта. Не стану вспоминать, чтоб ты остался;

Лишь буду помнить, как с тобой мне сладко.

Ромео. А я останусь, чтоб ты всё забыла,

И сам я всё забуду, что не здесь.

Джульетта. Светает. Я б хотела, чтоб ушёл ты

Не дальше птицы, что порой шалунья

На ниточке спускает полетать,

Как пленницу, закованную в цепи,

И вновь к себе за шелковинку тянет,

Её к свободе от любви ревнуя.

Ромео. Хотел бы я твоею птицей быть.

Джульетта. И я, мой милый, этого б хотела;

Но заласкала б до смерти тебя.

Прости, прости. Прощанье в час разлуки

Несёт с собою столько сладкой муки,

Что до утра могла б прощаться я.

Ромео. Спокойный сон очам твоим, мир – сердцу.

О, будь я сном и миром, чтобы тут

Найти подобный сладостный приют.

Теперь к отцу духовному, чтоб это

Всё рассказать и попросить совета.

(Уходит.)

 

СЦЕНА III.

Келья БРАТА ЛОРЕНЦО.

 

Входит БРАТ ЛОРЕНЦО с корзиной.

 

Брат Лоренцо. Рассвет уж улыбнулся сероокий,

Пятная светом облака востока.

Как пьяница, неверною стопой

С дороги дня, шатаясь, мрак ночной

Бежит от огненных колёс Титана.

Пока не вышло солнце из тумана,

Чтоб жгучий взор веселье дню принёс

И осушил ночную влагу рос,

Наполню всю корзину я, набрав

Цветов целебных, ядовитых трав.

Земля, природы мать, – её ж могила:

Что породила, то и схоронила.

Припав к её груди, мы целый ряд

Найдем рождённых ею разных чад.

Все – свойства превосходные хранят;

Различно каждый чём-нибудь богат.

Великие в себе благословенья

Таят цветы, и травы, и каменья.

Нет в мире самой гнусной из вещей,

Чтоб не могли найти мы пользы в ней.

Но лучшее возьмём мы вещество,

И, если только отвратим его

От верного его предназначенья, —

В нём будут лишь обман и обольщенья:

И добродетель стать пороком может,

Когда её неправильно приложат.

Наоборот, деянием иным

Порок мы в добродетель обратим.

Вот так и в этом маленьком цветочке:

Яд и лекарство – в нежной оболочке;

Его понюхать – и прибудет сил,

Но стоит проглотить, чтоб он убил.

Вот так добро и зло между собой

И в людях, как в цветах, вступают в бой;

И если победить добро не сможет,

То скоро смерть, как червь, растенье сгложет.

 

Входит РОМЕО.

 

Ромео. Отец мой, добрый день!

Брат Лоренцо. Господь да будет

Благословен! Но кто же слух мой будит

Приветом нежным в ранний час такой?

О сын мой, должен быть гоним тоской

Тот, кто так рано расстаётся с ложем.

Мы, старики, спать от забот не можем.

Где сторожем забота – нету сна;

Но юность беззаботна и ясна,

Сон золотой её лелеет ложе, —

И твой приход меня смущает. Что же?

Иль ты в беде? Иль можно угадать,

Что вовсе не ложился ты в кровать?

Ромео. Ты прав. Мой отдых слаще был сегодня.

Брат Лоренцо. Ты с Розалиной был? О, власть господня!

Ромео. Я – с Розалиной? Нет! Забыты мной

И это имя и весь бред былой.

Брат Лоренцо. Хвалю, мой сын. Но где ж ночной порою

Ты нынче был?

Ромео. Я всё тебе открою:

Я пировал всю ночь с врагом моим,

И невзначай – смертельно ранен им,

И ранил сам его, а исцеленья

Мы оба ждём от твоего уменья.

Как видишь, ненавидеть не могу —

Помочь прошу и моему врагу.

Брат Лоренцо. Ясней, мой сын! Играть не надо в прятки,

Чтобы в ответ не получить загадки.

Ромео. Я буду ясен: сердцу дорога

Дочь Капулетти, нашего врага.

Мы с ней друг другу отдались всецело;

Всё решено, и за тобою дело.

Отец, ты должен освятить наш брак,

Навек связать нас. Где, когда и как

Мы встретились, сошлись, слюбились с нею—

Тебе дорогой рассказать сумею.

Но об одном молю тебя, отец, —

Сегодня ж возложи на нас венец.

Брат Лоренцо. Святой Франциск! Какое превращенье!

А твой предмет любви и восхищенья,

А Розалина! Ты её забыл?

В глазах у вас – не в сердце страсти пыл.

Из-за неё какие слёз потоки

На бледные твои струились щёки!

Воды извел солёной сколько ты,

Чтобы любви прибавить остроты?

Ещё кругом от вздохов всё в тумане,

Ещё я слышу скорбь твоих стенаний;

Я вижу – на щеке твоей блестит

След от былой слезы, ещё не смыт.

Но это ведь был ты, и вся причина

Твоей тоски была ведь Розалина!

Так измениться! Где ж былая страсть?

Нет, женщине простительней упасть,

Когда так мало силы у мужчины.

Ромео. Но ты ж сердился из-за Розалины,

Бранил меня, что я её любил.

Брат Лоренцо. Не за любовь, мой сын, – за глупый пыл.

Ромео. Убить любовь найти велел мне силы.

Брат Лоренцо. Но не за тем, чтоб из её могилы

Любовь иную к жизни вызвать вновь.

Ромео. О, не сердись, теперь моя любовь

За чувство чувством платит мне сердечно —

Не то, что та.

Брат  Лоренцо. Та видела, конечно,

Что вызубрил любовь ты наизусть,

Не зная букв. Но, юный флюгер, пусть

Всё будет так; пойдём теперь со мною.

Всё, что возможно, я для вас устрою:

От этого союза – счастья жду,

В любовь он может превратить вражду.

Ромео. Идём же, я горю от нетерпенья.

Брат Лоренцо. Будь мудр: тем, кто спешит, грозит паденье.

(Уходят).

 

СЦЕНА IV.

Улица.

 

Входят МЕРКУЦИО и БЕНВОЛИО.

 

Меркуцио. Куда ж, чёрт побери, Ромео делся?

Он так и не был дома?

Бенволио. Нет, я с его слугою говорил.

Меркуцио. Всё это из-за бледной Розалины;

Его жестокосердная девчонка

Так мучает, что он с ума сойдет.

Бенволио. Ему Тибальт, племянник Капулетти,

Прислал какую-ту записку на дом.

Меркуцио. Клянусь душою, вызов!

Бенволио. Наш друг ответить на него сумеет.

Меркуцио. Любой грамотный человек сумеет ответить на письмо.

Бенволио. Нет, он ответит писавшему письмо, показав, как он поступает, когда на него наступают.

Меркуцио. О бедный Ромео, он и так уж убит: насмерть поражён чёрными глазами белолицей девчонки. Любовная песенка попала ему прямо в ухо. Стрела слепого мальчишки угодила в самую серёдку его сердца. Как же ему теперь справиться с Тибальтом?

Бенволио. Да что особенного представляет собой этот Тибальт?

Меркуцио. Он почище кошачьего царя Тиберта (18*). Настоящий мастер всяких церемоний! Фехтует он – вот как ты песенку поёшь: соблюдает такт, время и дистанцию; даст тебе минутку передохнуть – раз, два и на третий ты готов. Он настоящий губитель шёлковых пуговиц (19*) , дуэлянт, дуэлянт; дворянин с ног до головы, знаток первых и вторых поводов к дуэли. Ах, бессмертное passado! punto revesso! hai… (20*).

Бенволио. Что это такое?

Меркуцио. Чума на всех этих сюсюкающих, жеманных, нелепых ломак, настройщиков речи на новый лад! «Клянусь Иисусом, весьма хороший клинок! Весьма высокий мужчина! Весьма прелестная шлюха!» Ну не ужасно ли, сударь мой, что нас так одолели эти иностранные мухи, эти заграничные модники, эти pardonnez-moi (21*), которые так любят новые манеры, что не могут даже сесть попросту на старую скамью. Ох уж эти их "bon, bon! (22*)".

 

Входит РОМЕО.

 

Бенволио. А вот и Ромео, вот и Ромео!

Меркуцио. Совсем вяленая селёдка без молок. Эх, мясо, мясо, ты совсем стало рыбой! Теперь у него в голове только стихи, вроде тех, какие сочинял Петрарка. По сравнению с его возлюбленной Лаура – судомойка (правду сказать, её любовник лучше её воспевал), Дидона – неряха, Клеопатра – цыганка, Елена и Геро – негодные развратницы, а Фисба, хоть у неё и были хорошенькие глазки, всё же не выдерживает с нею сравнения. Синьор Ромео, bonjour (23*)! Вот вам французское приветствие в честь ваших французских штанов. Хорошую штуку ты с нами вчера сыграл!

Ромео. Доброе утро вам обоим. Какую штуку?

Меркуцио. Сбежал от нас, сбежал! Хорошо это?

Ромео. Прости, милый Меркуцио, у меня было очень важное дело. В таких случаях, как мой, дозволительно проститься с учтивостью.

Меркуцио. Это всё равно, что сказать – проститься учтиво.

Ромео. Ударение на проститься , а не на учтивости .

Меркуцио. Этим ударением ты ударил в самую цель.

Ромео. Как ты учтиво выражаешься!

Меркуцио. О, я – цвет учтивости

Ромео. Цвет – в смысле «цветок»?

Меркуцио. Именно.

Ромео. Я признаю цветы только на розетках бальных туфель.

Меркуцио. Прекрасно сказано. Продолжай шутить в таком же роде, пока не износишь своих туфель. Если хоть одна подошва уцелеет, шутка может пригодиться, хоть и сильно изношенная.

Ромео. О бедная шутка об одной подошве, – как ей не износиться!

Меркуцио. На помощь, друг Бенволио, моё остроумие ослабевает.

Ромео. Подхлестни-ка его да пришпорь, подхлестни да пришпорь, а то я крикну: «Выиграл!»

Меркуцио. Ну, если твои остроты полетят, как на охоте за дикими гусями, я сдаюсь, потому что у тебя в каждом из твоих пяти чувств больше дичи, чем у меня во всех зараз. Не принимаешь ли ты и меня за гуся?

Ромео. Да ты никогда ничем другим и не был.

Меркуцио. За эту шутку я тебя ущипну за ухо.

Ромео. Нет, добрый гусь, не надо щипаться.

Меркуцио. У твоих шуток едкий вкус: они похожи на острый соус.

Ромео. А разве острый соус не хорош для такого жирного гуся?

Меркуцио. Однако твоё остроумие – точно из лайки, которую легко растянуть и в длину и в ширину.

Ромео. Я растяну слово «гусь» в длину и в ширину – и ты окажешься величайшим гусем во всей округе.

Меркуцио. Ну вот, разве это не лучше, чем стонать от любви? Теперь с тобой можно разговаривать, ты прежний Ромео; ты то, чем сделали тебя природа и воспитание. А эта дурацкая любовь похожа на шута, который бегает взад и вперёд, не зная, куда ему сунуть свою погремушку.

Бенволио. Ну-ну, довольно.

Меркуцио. Ты хочешь, чтобы я обрубил моему красноречию хвост?

Бенволио. Да, иначе ты его слишком растянешь.

Меркуцио. Ошибаешься, я хотел сократить свою речь; я уже дошел до конца и продолжать не собирался.

 

Входят КОРМИЛИЦА и ПЬЕТРО.

 

Ромео. Вот замечательный наряд!

Меркуцио. Парус, парус!

Бенволио. Два: юбка и штаны.

Кормилица. Пьетро!

Пьетро. Что угодно?

Кормилица. Мой веер, Пьетро.

Меркуцио. Любезный Пьетро, закрой ей лицо: её веер красивее.

Кормилица. Пошли вам бог доброе утро, синьоры.

Меркуцио. Пошли вам бог прекрасный вечер, прекрасная синьора.

Кормилица. Да разве сейчас вечер?

Меркуцио. Дело идёт к вечеру: шаловливая стрелка часов уже указывает на полдень.

Кормилица. Ну вас! Что вы за человек?

Ромео. Человек, синьора, которого бог создал во вред самому себе.

Кормилица. Честное слово, хорошо сказано: «Во вред самому себе». Синьоры, не скажет ли мне кто-нибудь из вас, где мне найти молодого Ромео?

Ромео. Я могу сказать, хотя молодой Ромео станет старше, когда вы найдёте его, чем он был в ту минуту, когда вы начали искать его. Из всех людей, носящих это имя, я – младший, если не худший.

Кормилица. Хорошо сказано.

Меркуцио. Разве худший может быть хорошим? Нечего сказать, умно сказано!

Кормилица. Если вы Ромео, синьор, мне надо поговорить с вами наедине.

Бенволио. Она его заманит на какой-нибудь ужин.

Меркуцио. Сводня, сводня, сводня! Ату её!

Ромео. Кого ты травишь?

Меркуцио. Не зайца, синьор; разве что этот заяц из постного пирога, который успел засохнуть и зачерстветь раньше, чем его съели. (Поёт.) 

Старый заяц-русак,

Старый заяц-беляк,

Для поста ведь и он пригодится.

Но не съесть натощак,

Если заяц-беляк

Поседел до того, как свариться.

Ну, Ромео, идёшь ты домой? Мы ведь у вас обедаем.

Ромео. Сейчас приду.

Меркуцио. Прощайте, древняя синьора. Прощайте! (Поёт).

"Синьора, синьора, синьора!…"

 

(БЕНВОЛИО и МЕРКУЦИО уходят).

 

Кормилица. Ладно, ладно, прощайте! – Скажите, пожалуйста, синьор, что это за дерзкий молодчик, – всё время так нагло издевается!

Ромео. Это человек, кормилица, который любит слушать самого себя. Он в одну минуту больше наговорит, чем за месяц выслушает.

Кормилица. А пусть-ка попробует со мной поговорить. Я ему покажу. Да я не только с ним справлюсь, а с двадцатью такими молодчиками, как он. А если бы я сама с ним не справилась – не бойтесь, найдётся кому за меня постоять. Ах он, нахал этакий! Что я ему – милашка, что ли, или его собутыльник? (к ПЬЕТРО) А ты тут стоишь, развеся уши, и позволяешь всякому нахалу тешиться надо мной как угодно?

Пьетро. Я не видел, чтобы тут кто-нибудь тешился над вами как угодно, а то бы мигом выхватил меч, ручаюсь вам. Я не хуже кого другого умею выхватить вовремя меч, если случится хорошая ссора и закон будет на моей стороне.

Кормилица. Бог свидетель, я так расстроена, что во мне каждая жилка трясётся. Гнусный негодяй! Ну, синьор, на два слова. Я уже вам сказала, что моя молодая синьора приказала мне разыскать вас; а что она мне велела передать вам – это я пока оставлю при себе. Позвольте мне сначала сказать вам, что если вы собираетесь с ней только поиграть, то это будет очень бесчестно с вашей стороны. Синьора – такая молоденькая; если вы хотите, как говорится, оплести её, то это будет очень нехорошо по отношению к такой благородной девице, будет очень неблагородным поступком.

Ромео. Передай от меня привет своей синьоре и госпоже; клянусь тебе, что…

Кормилица. Ох, голубчик ты мой, – так я ей и скажу. Господи, господи, то-то она обрадуется!

Ромео. Что же ты ей скажешь, кормилица? Ты ведь не дослушала меня.

Кормилица. Скажу, синьор, что вы клянётесь, – а это, как я понимаю, означает благородное предложение.

Ромео. Скажи ей, чтобы под вечер она

На исповедь пошла, – и брат Лоренцо

Нас исповедует и обвенчает.

Вот за труды тебе.

Кормилица. Нет, ни за что!

Ромео. Возьми, возьми!

Кормилица. Так нынче под вечер? Придёт, придёт!

Ромео. Ты у ворот монастыря постой,

И мой слуга придёт к тебе туда

С верёвочною лестницей: сегодня

По ней на мачту счастья моего

Взберусь я смело под покровом ночи

Прошу, будь нам верна. Вознагражу я.

Прощай; привет мой госпоже твоей.

Кормилица. Дай бог вам счастья. Но, синьор…

Ромео. Что скажешь?

Кормилица. Надежен ли слуга ваш? Говорят —

Тогда лишь двое тайну соблюдают,

Когда один из них её не знает.

Ромео. Ручаюсь за него – он твёрд как сталь.

Кормилица. Прекрасно, синьор. Моя синьора – прелестнейшая девица. Господи, господи, когда она была ещё малюткой несмышлёной… Да, есть в городе один дворянин, некий Парис: он охотно бы подцепил её, да она-то, голубушка моя, – ей приятнее жабу, настоящую жабу увидеть, чем его. Я иной раз подразню её – скажу, что, мол, граф Парис – как раз для неё жених; так, верите ли, она, как услышит, так белей полотна станет. А что – «розмарин» (24*)  и «Ромео» с одной буквы начинаются?

Ромео. Да, кормилица, с одной и той же буквы Р.

Кормилица. Ох, шутник! Рррр – это собачья буква… Нет, нет, я наверно знаю, что они с другой буквы начинаются, потому что она такие нежные стишки сочиняет про вас и про розмарин, что вам бы любо было послушать.

Ромео. Кланяйся же своей госпоже.

Кормилица. Тысячу раз поклонюсь.

(РОМЕО уходит).

Пьетро!

Пьетро. Что угодно?

Кормилица. Пьетро, бери мой веер и ступай вперёд.

(Уходят).

 

СЦЕНА V.

Сад КАПУЛЕТТИ.

 

Входит ДЖУЛЬЕТТА.

 

Джульетта. Послала я кормилицу, как только

Пробило девять. Через полчаса

Она мне обещала возвратиться.

Быть может, не нашла его? Но нет!

Она хромая, а любви послами

Должны бы мысли быть, что в десять раз

Летят скорее солнечных лучей,

Когда они с холмов сгоняют сумрак.

Недаром быстролётные голубки

Всегда несут Венеры колесницу,

А крылья Купидона – легче ветра.

Достигло солнце самой высшей точки

В дневном пути; и с девяти до полдня

Три долгие часа прошли – её ж

Всё нет. О, если б знала страсть она

И молодая кровь бы в ней кипела,

Тогда она летала б точно мячик:

Мои слова к нему её бросали б,

Его слова – ко мне.

Но старый человек – почти мертвец:

Тяжел, недвижен, бледен, как свинец.

Ах, вот она.

 

Входят КОРМИЛИЦА и ПЬЕТРО. 

 

Кормилица, голубка!

Ну что, видала? Отошли слугу.

Кормилица. Пьетро, жди у ворот.

(ПЬЕТРО уходит). 

Джульетта. Ну, дорогая, милая!… О боже!

Что ты глядишь так строго? Всё равно,

Коль весть плоха, скажи её с улыбкой;

Коль хороша, то музыки отрадной

Не порти мне, играя с мрачным видом.

Кормилица. Устала я, дай мне передохнуть.

Ох, косточки болят! Ну и прогулка!

Джульетта. Ах, отдала б тебе свои все кости

Охотно я за новости твои.

Но говори – скорей, прошу, скорее!

Кормилица. Куда спешить? Не можешь подождать?

Ты видишь – дух едва перевожу я?

Джульетта. Однако у тебя хватает духу,

Чтоб мне сказать, что ты дышать не можешь.

Ведь объяснения твои длиннее,

Чем весть сама, с которой ты так медлишь.

Хорошая ль, дурная ль весть – ответь.

Скажи хоть это – и согласна ждать я.

Одно скажи – дурна иль хороша.

Кормилица. Нельзя сказать, чтобы выбор твой был удачен; не умеешь ты разбираться в людях. Ромео… Нет, я бы его не выбрала… Правда, лицом он красивей любого мужчины, а уж ноги – других таких не найти. А плечи, стан – хоть об этом говорить не полагается, но они выше всяких сравнений. Нельзя сказать, что он образец учтивости… но ручаюсь – кроток, как ягнёночек. Ну, иди своей дорогой, девушка, и бойся бога. А что – у нас уж пообедали?

Джульетта. Нет, нет, – но это всё давно я знаю…

А что про нашу свадьбу он сказал?

Кормилица. О господи! Вот голова болит!

Трещит, как будто хочет разломиться.

А уж спина моя, а поясница…

Не грех тебе кормилицу гонять?

Ведь так меня ты насмерть загоняешь!

Джульетта. Как жаль мне, что неможется тебе.

Но, милая, голубушка, родная,

Скажи – что мой возлюбленный сказал?

Кормилица. Ну, вот что ваш возлюбленный сказал…

Как человек учтивый, благородный

И честный, поручусь… Где ваша мать?

Джульетта. Где мать моя? Как – где? Конечно, дома.

Да где ж ей быть? И что ты отвечаешь

Так странно: "Ваш возлюбленный сказал,

Как честный человек, – где ваша мать?"

Кормилица. Ах, матерь божия, что за горячка!

Так вот моим больным костям припарка?

Ну что же, делай всё сама вперед.

Джульетта. Уж рассердилась! Что сказал Ромео?

Кормилица. На исповедь ты отпросилась нынче?

Джульетта. Да.

Кормилица. Ступай же ты на исповедь: у брата

Лоренцо в келье будет ждать жених,

Чтобы тебя своей женою сделать.

А, кровь так и прихлынула к щекам!

Ступай же в церковь. Я – другой дорогой

Пойду за лестницей; по ней твой милый

В гнездо взберётся к пташечке впотьмах.

Из-за тебя несу хлопот я бремя:

Но и тебе хлопот настанет время!

Ну, мне обедать, а тебе – идти.

Джульетта. Идти к блаженству. Добрый друг, прости!

(Уходят).

 

СЦЕНА VI.

Келья БРАТА ЛОРЕНЦО.

 

Входят БРАТ ЛОРЕНЦО и РОМЕО.

 

Брат Лоренцо. Пусть небо этот брак благословит,

Чтоб горе нас потом не покарало.

Ромео. Аминь, аминь! Но пусть приходит горе:

Оно не сможет радости превысить,

Что мне даёт одно мгновенье с ней.

Соедини лишь нас святым обрядом,

И пусть любви убийца – смерть – придёт:

Успеть бы мне назвать её своею!

Брат Лоренцо. Таких страстей конец бывает страшен,

И смерть их ждёт в разгаре торжества.

Так пламя с порохом в лобзанье жгучем

Взаимно гибнут, и сладчайший мёд

Нам от избытка сладости противен:

Излишеством он портит аппетит.

Люби умеренней – и будет длиться

Твоя любовь. Кто слишком поспешает —

Опаздывает, как и тот, кто медлит.

 

Входит ДЖУЛЬЕТТА. 

 

Вот и она. Подобной лёгкой ножке

Не вытоптать вовеки прочных плит.

Любовники пройдут по паутинке,

Что в лёгком летнем воздухе летает, —

И не сорвутся. Суета легка!

Джульетта. О мой отец духовный, добрый вечер.

Брат Лоренцо. За нас обоих поблагодарит

Тебя Ромео.

Джульетта. И ему привет мой,

Чтобы не даром он благодарил

Ромео. О, если мера счастья моего

Равняется твоей, моя Джульетта,

Но больше у тебя искусства есть,

Чтоб выразить её, – то услади

Окрестный воздух нежными речами.

Пусть слов твоих мелодия живая

Опишет несказанное блаженство,

Что чувствуем мы оба в этот миг.

Джульетта. Любовь богаче делом, чем словами:

Не украшеньем – сущностью гордится.

Лишь нищий может счесть своё именье;

Моя ж любовь так возросла безмерно,

Что половины мне её не счесть.

Брат Лоренцо. Идём, идём, терять не будем время,

Вдвоём вас не оставлю всё равно,

Пока не свяжет церковь вас в одно.

(Уходят).

 

Продолжение текста перевода Т. Л. Щепкиной-Куперник :

(АКТ III - АКТ IV - АКТ V)

Комментарии А. А. Смирнова к тексту пьесы "Ромео и Джульетта" (Акт I, Акт II).

1. Хором в шекспировском театре назывался актёр, произносивший пролог ко всей пьесе или отдельным актам её. Иногда этот актёр назывался Прологом

2. В эпоху Шекспира длинные средневековые мечи были уже пережитком; деталь эта является намеком на старость синьора Капулетти.

3. Эскал, герцог Веронский. Описываемые события, согласно легенде, произошли в начале XIV века, когда Вероной правил Бартоломео делла Скала; отсюда имя в шекспировской пьесе: Эскал.

4. Виллафранка – город близ Вероны.

5. Сикомора – то же, что смоковница или фиговое дерево.

6. В ту эпоху не только в Италии, но и в Англии девочка четырнадцати лет считалась уже невестой.

7. Подорожник применялся как средство лечения при ранениях и ушибах.

8. В домах знатных и богатых лиц того времени пол приёмных зал устилался тростником. 

9. Царица Меб - фантастический персонаж английских народных поверий. Имя этой феи – кельтского происхождения. Меб названа «повитухой» в двойном значении: во-первых, согласно народному поверью, она помогала рождению снов, а во-вторых, согласно другому поверью, подменивала новорожденных младенцев оборотнями.

10. Олдермен – член городского совета в Англии. Многие английские чиновники и зажиточные горожане того времени носили перстни с печатью или с изображением крошечной человеческой фигурки.

11. Существовало поверье, что у ленивых девушек в пальцах заводятся черви.

12. Католическая церковь требовала от всех частных лиц уплаты ей налога в размере одной десятой всех доходов  («десятину»). 

13. Считалось, что расчесывать такой колтун «сверхъестественного» происхождения опасно для жизни.

14. Шутовские персонажи, которые выводятся у Шекспира в маленьких вставных сценках вроде этой, часто носят чисто английские имена даже тогда, когда действие происходит в других странах (таковы имена слуг в 1-й сцене трагедии: Самсон, Грегори, Абрам). Иногда имена этих лиц имеют шуточный смысл. Например, Имя Потпен составлено из двух слов, означающих «горшок» н «кастрюля». Имя Грайндстон, встречающееся немного дальше, значит «жернов».

15. Во времена Шекспира поцеловать в обществе незнакомую даму или девушку, если это с её стороны не вызывало протеста, не считалось особенной вольностью.

16. Легендарный африканский царь, воспетый в старинной английской народной балладе. Кофетуа был женоненавистником, но однажды он увидел из окна своего дворца молоденькую нищенку по имени Зенелофон и полюбил ее на всю жизнь.

17. Древние объясняли явление эхо тем, что на человеческие голоса откликается нимфа по имени Эхо, живущая в пещере.

18. Меркуцио шутит по поводу сходства имён Тибальт и Тиберт. В средневековом, возникшем во Франции (XIII в.), но известном также и в Англии «Романе о Лисе», персонажами которого были разные звери, имя Тиберт носит кот.

19. При фехтовании к концам рапир, во избежание ранений, прикреплялись обшитые шёлковой материей пуговки.

20. Выпад! Отбой! Тронул! (итал.)

21. «Прошу прощения» (франц.)

22. «Хороший» или «хорошо»  (франц.)

23. Здравствуйте (франц.)

24. Розмарин – цветок, который считался символом верности.

~ * ~ * ~ * ~

Collage by Tatiana Kusnetsova © www.romeo-juliet-club.ru

Автор и главный редактор сайта "Ромео и Джульетта" - Ольга Николаева  - Olga Nikolaeva, the author of the site.

 

                                                            

Главная страница Шекспировского раздела         План сайта - Map of the Romeo and Juliet site

История постановок трагедии "Ромео и Джульетта" - раздел  ТЕАТР

 

 Обращение к пользователям: 

Сайт "Ромео и Джульетта" (включающий также наш МУЗЕЙ ЛЮБВИ) представляет авторский проект-исследование, являющийся результатом многолетнего тематического поиска, а также дружеского взаимодействия его создателей с коллегами из итальянских клубов. Он был опубликован в Сети в марте 2000 года. За время своего существования данный уникальный проект стал основным источником информации для создателей многих других Сетевых и печатных изданий родственной тематики. Замечено также немалое число случаев недобросовестного использования наших материалов. Поэтому мы просим пользователей учитывать факт первичности содержания "Тематического сайта "Ромео и Джульетта" и обязательно ссылаться на него, даже в том случае, когда они применяют материалы других сайтов, совпадающие с нашими либо явно построенные на них и игнорирующие права на интеллектуальную собственность. О принципах информационного сотрудничества с нами можно узнать на странице "Обращение к пользователям".

 

Материалы данного сайта "Ромео и Джульетта"нельзя

воспроизводить где-либо без разрешения его создателей.

При их упоминании ссылка на этот сайт обязательна.

 

Все материалы представлены здесь исключительно с целью ознакомления.

All the materials are published here for informational purposes only.

 

  Яндекс.Метрика